25 января, 2017
RSSПечать
Александр Бречалов: «Россия полна добрыми, отзывчивыми людьми»

Секретарь Общественной палаты РФ, сопредседатель центрального штаба Общероссийского народного фронта Александр Бречалов — о том, почему социально ориентированные некоммерческие организации — это не только добрые дела и проекты, но и сектор экономики с огромным потенциалом развития.
— Александр Владимирович, в этом году заканчивается срок работы пятого состава Общественной палаты Российской Федерации. Вы уже начали подводить итоги работы, хотя бы в общих чертах?
— Да, разумеется. Одной из основных задач я видел проведение масштабного аудита той общественной активности, что уже есть в нашей стране, а затем — наращивание ее качества и количества.
Когда мы начали эту работу, то, прежде всего, завели речь о качественном реестре некоммерческих организаций. Было понятно, что из официально зарегистрированных 220 с лишним тысяч некоммерческих организаций на тот момент идентифицировать тех, кто чем именно занят, выделить реально социально ориентированные НКО от квазисоциальных, практически невозможно.
Нами был разработан проект форумов «Сообщество», целый комплекс разных мер, направленных на то, чтобы через прямые коммуникации идентифицировать то самое гражданское общество, формализованное в виде некоммерческих организаций. Я считаю, что это у нас получилось. В том числе — создана целая база данных, куда входит более 23 тысяч человек, которые на деле и успешно занимаются самыми разными социальными проектами. Отмечу, что это те люди, с которыми мы общались вживую, видели то, чем они занимаются, и зримые результаты их проектов. Это уникальная база, которую не администрируют ни Минюст, ни какие-либо еще ведомства.
— 23 тысячи — это много или мало?
— Конечно, много! Конверсия 1 к 10 — это уже очень хорошо. Изначально мы предполагали, что из 220 тысяч зарегистрированных НКО реально существующих будет тысяч 70-75. То есть на деле мы познакомились, по сути, с каждым третьим, и выяснили, что они работают и делают это эффективно.
Важно было отделить настоящих реальных общественников от квазиобщественников. А именно эти «квази», псевдообщественники — «грантоежки» и им подобные — поначалу быстрее всех и чаще прочих и оказывались в поле зрения. Это, считаю, нам тоже удалось.
Очень важно, что эти люди — люди с острым запросом на созидание, на позитивное созидание и деятельность. И их государство до последнего времени, по сути, не видело, не замечало, не помогало.
Второе — появились два новых и эффективных грантоператора. Надеюсь, нам удастся решить и вопросы, связанные с доступом НКО к созданной на местах и порой простаивающей без дела инфраструктуре для малого бизнеса, а также с проверками контрольно-надзорных органов.
Наконец, мы вывели саму тему «третьего сектора», деятельности общественных организаций, на уровень президента, показали, что их поддержка, развитие — предмет государственной политики.
Проблема ведь часто в том, что люди делают очень хорошее, доброе и очень крутое при этом дело, но о них почти никто не знает. Мы стараемся этих людей вывести на определенную орбиту, и с их помощью стараемся формировать культуру созидания в регионах. И думаю, то, что уже нами в этом плане сделано — это только начало, и лишь задел на годы хорошей работы и развития. В планах есть прекрасные акции, которые привлекут в некоммерческий сектор еще больше денег.
— В чем главная проблема «третьего сектора»? В отсутствии денег, в неумении их собирать, в неумении представить себя, в незнании своих возможностей?
— В отсутствии четкой системы координат. Поясню.
Я как предприниматель понимаю свою систему координат — потребитель, рынок, ресурсы, у меня продолжительные отношения с контрольными и правоохранительными органами, и я в целом вижу, что и в какую сторону мне надо менять в своей деятельности.
А «третий сектор» — это часто история про людей, которые наоборот, абстрагируются от общей системы и живут в каком-то своем мире. Они вполне адекватны, вменяемы, но львиная их доля не видит возможностей для развития, которые есть...
Простой пример — столько удивления было у людей в регионах от возможностей для краудфандинга... Мы думали, что платформы Boomstarter или «Планета» широко известны — куда там! Порой людей, которые делают совершенно уникальные проекты, мы учили элементарно их «упаковывать» для того же Boomstarter’a. Они делают то, что знают — попросить Петю или Васю, выйти на площадь, собрать денег через газету... А то, что мир совсем другой, что есть другие ресурсы и возможности, что можно все делать совсем по-иному... Не было системы координат. Мы хотим ее сформировать.
— То есть по ходу возникла еще и «ликбезно»-образовательная задача?
— Именно так. Как только мы поехали в регионы... Первая же поездка — Свердловская область, Екатеринбург, заседание Общественной палаты. Я требовал, чтобы на каждом таком заседании выступали активисты со своими проектами, чтобы хоть посмотреть, что делают люди на местах. Вышла женщина, делает реально крутой проект. Но она презентовала его 40 минут! Слайдами из сплошного текста в шрифте Times New Roman, 13-м кеглем. Монотонным голосом, так что люди быстро начали засыпать. И таких историй, когда люди не могут не то, что «продать», но элементарно представить свой проект — уйма. Причем, когда дело доходило до сути дела — от желающих помочь порой не было отбоя.
Одним из первых моих знакомств в таких поездках стало знакомство с Анной Кузнецовой, которая сейчас занимает пост Уполномоченного по правам ребенка в Российской Федерации. Это было открытие — человек действительно умеет показать свой проект, более того, нашла такие же некоммерческие организации, поддерживавшие матерей, оказавшихся в трудной жизненной ситуацией, смогла объединить всех... Это человек, уже тогда перешагнувший рамки отдельного проекта, и даже региона, создавший систему. Но таких поначалу было единицы.
В этом плане очень точно отвечает на запрос НКО и гражданских активистов еще один наш проект — Университет Общественной палаты. Многое из того, что происходит там, для людей открытие, что можно совсем по-другому, с другой эффективностью собирать деньги на свои проекты...
— И что деньги на них вообще в стране есть...
— Есть. В России на поддержку социально ориентированных НКО тратится около 640 миллиардов рублей...
— СКОЛЬКО-СКОЛЬКО???
— 640 миллиардов. Рублей. Это официальная статистика, включающая все источники, в том числе негосударственные. По исследованию одного из британских фондов, Россия занимает восьмое место в мире по уровню пожертвований частных лиц на благотворительность — 140 миллиардов рублей.
Поэтому можно и нужно говорить еще и о том, что «третий сектор» — это еще и отрасль экономики.
То, что в той же деревне Кинерма возникло как чисто социальный проект (возрождением карельской деревни, где было всего пять жилых домов, занялась предприниматель Надежда Калмыкова, которая создала настоящий туристический кластер, с музеем — прим. редакции) — теперь она «жалуется» что не может справиться с потоком туристов.
Или Гузель Санжапова и ее удивительный проект Coco bello, Малый Турыш Свердловской области. Привлекла деньги на краудфандинговой площадке Boomstarter. Идея была — трудоустроить бабушек и дедушек, и остановить поток уезжающих из деревни. А сейчас — это экономика. Она сахарные леденцы поставляет знаете кому? Unilever’у, лидеру мировой косметической индустрии!
— То есть следующий этап — научить общественников, НКО, благотворителей не просить деньги, а зарабатывать?
— Просить, но профессионально, но в этом видеть конечным итогом единицу экономики. Зарабатывать! Конечно, зарабатывать!
Знаете, над нами в этом смысле прикалывались... Но вот, видите у меня на столе мягкая игрушка вязаная (показывает на стол). Нам, Общественной палате РФ, третий год в приличном объеме поставляет (смотрит на этикетку) социальный приют для детей и подростков Сосновского района Челябинской области. Это дети делают. Мы им платим деньги! И их контакты у нас уже просят такие организации, как РЖД! И в итоге миллионы рублей, которые там тратят на всякого рода «раздатку» или подарки, уйдут (я уверен) не на китайские поделки, а в приют, нашим детям! А ведь для такого приюта каждая сотня тысяч — это чуть ли не полугодовой бюджет, понимаете? Да, это социальная история. Но они же могут это делать качественно, если у них будет заказ. И это экономика! Хотя пока что ее не видят ни Герман Греф, ни Алексей Кудрин и прочие. Я понимаю, у них масштабы другие, наверное... Но ее надо видеть!
Есть и еще один момент. Я такие изделия, сделанные детьми, часто дарю своим знакомым, друзьям, в том числе — богатым людям, высокопоставленным чиновникам. Почти всегда они просят рассказать, кто это сделал, и высылают туда, этим детям, подарки. Хорошие подарки. Разве это плохо для приюта?
— Вы говорите про 640 миллиардов рублей в сфере социально ориентированных НКО, про 23 тысячи человек, создавших успешные социальные проекты. И говорите про деятельность НКО как сектор экономики. А сколько уже в этой экономике задействовано людей? И сколько может быть задействовано?
— Сейчас, по разным оценкам, в России в деятельности социальных некоммерческих организаций, так или иначе, задействовано около миллиона людей. Практика развитых стран показывает, что около 8-10 процентов трудоспособного экономически активного населения участвует в тех или иных формах гражданской активности или в некоммерческом секторе. Значит, в России эта цифра может составить примерно от 8 до 10 миллионов человек. Потенциал роста «социальной экономики» огромен — 7-8-10 миллионов рабочих мест. Это все — добрые дела, социальные услуги, экономика. И я убежден, что это совершенно реально!
— И это все снимет часть нагрузки с государства, которое и так в последнее время «сбрасывает» с себя «социалку» и расходы на нее.
— Верно. И потенциал НКО позволит поддержать общий уровень.
— Но в таком случае рост «третьего сектора» — это цель или средство?
— И то, и другое. Цель — в том числе трудоустроить безработных, особенно в небольших городах и муниципалитетах. Сейчас Минтруд платит пособия по безработице. В масштабе страны это огромные средства. А если человек трудоустраивается, особенно в глубинке, где порой и
— Вы говорили о том, что следующая задача — максимально упростить и сделать прозрачными взаимоотношения НКО с контрольно-надзорными органами. Что, сильно мучают?
— Некоторых — сильно мучают.
— Специально, или из служебного рвения?
— По-разному. Где-то кому-то на свадьбу сына-дочери не хватает, где-то еще что-то, где-то из вредности... Сюжет ровно тот же, что и в случае с малым и средним бизнесом, хотя цифры, конечно, поскромнее.
— Что, не видят, с кем работают, что это не бизнес?
— Кому война, кому — мать родна... Увлекаются проверками... У нас было сообщение из Челябинской области, где одно из НКО за три месяца проверили раза четыре. Причем нельзя сказать, что там была какая-то политика или какие-то суммы мало-мальски серьезные...
— А нарушения были?
— (шепотом) Да почти у всех НКО, особенно маленьких, в глубинке, нарушения случаются. Другое дело, что умысла-то нет. Но вместо того, чтобы подсказать и помочь этот «косяк» исправить, начинают отжимать и выжимать... А вот у «грантоежек» все в порядке.
Для «третьего сектора» крайне важны простые и понятные правила игры в области проверок и взаимоотношений с госорганами, с отчетностью и так далее. Речь все-таки о желании людей сделать добро. И потенциал этого добра пока не раскрыт — мы в самом начале этого процесса. Ближайшие годы гражданская активность будет нарастать и будет форматироваться и в гражданское общество, и в экономику, и в культуру...
— И в политику?
— Обязательно.
— В качестве кузницы кадров?
— Разумеется. Из общественников уже получились депутаты местного, регионального уровня, депутаты Госдумы. Если люди, имеющие за спиной хорошую, успешную историю, реализованные, работающие проекты, узнаваемые среди людей, пойдут в политику и будут там конкурировать — это пойдет только на пользу.